Ирина Кнорринг - Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2-х томах, том 1
Они поднялись на воздух и полетели на север. Много нового увидал Кабир. Наконец они прилетели к океану. Тут дух сказал: «Здесь моя родина. Здесь я и останусь. Возьми от меня в подарок небо».
Очутился Кабир сразу в развалинах замка. Духи сразу приступили к нему с расспросами: «Где ты был? Что делал? Поумнел хоть немного?» «О, я теперь совсем умный». «Умный, умный, умный, умный», — на разных языках повторяли духи и при этом строили такие гримасы, что трудно было удержаться от смеха.
Тогда дух юга подхватил Кабира и полетел с ним к Черному морю. Опять много нового увидал, много нового, интересного.
ВечерЯ лежу, но не сплю. На дворе уж темно.
Только лужи большие мне видно в окно.
За окном, на дворе буря грозно ревет.
Колыбельную песню мне ветер поет:
Засыпай, засыпай…
Где-то поезд идет, по дороге шумит,
И вдали где-то грустно, протяжно гудит,
И куда-то далеко, далеко зовет.
Колыбельную песню мне ветер поёт:
Засыпай, засыпай…
Я лежу, чуть не сплю. На дворе уж темно,
Только лужи блестят — мне их видно в окно.
За окном, на дворе, буря громче ревет.
Колыбельную песню мне ветер поет:
Засыпай… Засыпай…
И на небе большая, златая луна
В эту темную ночь из-за туч не видна.
Лишь горят фонари, дождик в окна к нам бьет.
Колыбельную песню мне ветер поет:
Засыпай… Засыпай…
Я и сплю и не сплю. На дворе так темно!
Только лужи блестят. Не гляжу я в окно.
Хорошо мне, а буря свистит и ревет.
Колыбельную песню мне ветер поет:
Засыпай… Засыпай!
15 октября 1917. Понедельник
Давным-давно жила на свете одна царица, и звали ее Василиса Премудрая. Она была такая красивая, что все юноши к ней сватались. И вышла она замуж за одного юношу — Симеона.
Жил тогда в заморских странах, на высоких горах, в своих темных ущельях Буйный Ветер. Жил он всегда один, и было ему скучно. Не было у него верного друга — жены. И задумал он, Буйный Ветер, выбрать себе в жены красавицу земную.
В это время родилось у Василисы Премудрой дитя — девочка, да такая красивая, что во много раз красивее матери. И назвали ее Екатерина Красавица. Мать ее любила больше всего, и отец также.
Однажды Василиса вынесла колыбель с малюткой в сад, строго приказав мамкам и нянькам охранять дитя. А Ветер Буйный скрывался в это время на тенистом дереве. И надулся тут он, выхватил Екатерину Красавицу из колыбели и понес ее в заморские страны, на высокие горы, в темные ущелья. А горы те были такие крутые, что взобраться туда было невозможно. Только и мог туда взобраться один Буйный Ветер.
Няньки и мамки в это время побежали вдогонку Ветру и поймали голубое одеяльце Екатерины Прекрасной. Узнали об этом Василиса и Симеон и горько печалились. И спрятали они голубое одеяльце на память о своей Екатерине Красавице. А Ветер, примчавшись в заморские страны, на высокие горы, в темные ущелья, сказал Екатерине Красавице: «Екатерина, теперь ты моя! Через десять лет ты будешь моей невестой, а через одиннадцать — моей женой. А тогда же, конечно, и царицей мира, всего мира!»
Прошло 10 лет. На земле, в стране Василисы Премудрой умер царь и не было им ни наследника, ни наследницы. И объявила тут Василиса Премудрая храбрым рыцарям: «Кто из вас отнимет мою дочь Красавицу Екатерину от Буйного Ветра, тот возьмет ее себе в жены и будет наследником престола».
Один храбрый рыцарь, Олег, пошел на розыски Красавицы. Шел он почти год и наконец зашел в заморские страны, к темным горам. Подошел и думает: «Как же я заберусь в такую высь?» Вдруг слышит шум, свист, радостный рев, завыванье: то Ветер прилетел домой, в страну заморскую, в свои темные ущелья. В глубине пещеры сидела девочка и плакала. «Что так плачешь, красавица? — ласково обратился к ней Ветер, — скоро ты будешь моей женой и царицей мира». «На земле я нашла бы себе жениха лучше тебя!» — сквозь рыданья ответила девушка. «Забудь это! Ты волей или неволей будешь моей женой. А теперь прощай!» — и Ветер улетел. Оставшись одна, красавица подошла к краю горы и подумала: «Для чего мне жизнь, если я буду женой такого злодея, как Ветер? Лучше брошусь вниз!» И она, закрыв глаза, прыгнула. Но упала она на сильные руки Олега. «Идем теперь к твоей матери, — ласково проговорил Олег. — Теперь ты будешь моей женой и царицей одной только страны. Согласна?» «Согласна», — радостно… (Не дописано. — И.Н.) На свадьбе, во время свадебного пира… (Не дописано. — И.Н.).
2 ноября 1917. Пятница
Сегодня — великий день для меня. Я и Таня Г<ливенко> — герль-скауты.[25] Мы на третьей поляне просветляли друг друга!!! Это!!! величайшая!!! тайна!!! Сегодня я со спокойной совестью помолилась, как герль-скаут, и спокойно засну.
9 ноября 1917. Пятница
Сегодня я лежу. У меня кашель, насморк, и очень болит голова. Я думаю:
Скажи мне, ветка Палестины,
Где ты росла, где ты цвела?..
…………………………
Прозрачный сумрак, луч лампады, —
Кивот и крест, символ святой…[26]
Кивот! Жеребятниково. Как это мило, родно! Помню старый дом снаружи, помню старый сад, старые ели. Помню мезонин, где мы жили, пока Папа-Коля был в Москве. Как там было хорошо! Помню Владимира Федоровича, Марию Владимировну, Тоню, Лялю…[27] Да Лизу, няню. Пирожки с капустой. Как там было хорошо! Мирно, беззаботно жили мы там! Какие хорошие воспоминания о Жеребятникове. Теперь там, вероятно, погром. Вот когда встают воспоминания у меня — лес на горе, хохлик[28]… О, если бы мне всю жизнь представлялось это так ясно! Никогда больше там не буду, никогда не увижу того, что так радовало меня, и счастливы мои воспоминания, не увижу больше никогда, никогда. Но что это? Я плачу. О чем! О прошлом. Но к чему расстраивать себя? Оно все равно не вернется. А я еще дитя. Что ждет меня впереди? Может быть, слава, гениальность. Может быть, сбудутся мои мечты. Не знаю.
11 ноября 1917. Воскресенье
Цветком полевым на опушке цвела я,
Порой разговоры с цветами вела я,
Меня по ночам освежала роса,
А днем улыбалися мне небеса.
Сестрички, росли там и жили мы дружно.
Так весело жили, что вянуть не нужно.
Нас девушки утром, с зарею, не рвали,
И, бегая по лесу, нас не топтали.
И дождик поил нас порой благодатный,
И ветер в жару обдувал нас прохладный.
Зефиры над нами все лето играли,
И мир, и свободу, и жизнь восхваляли.
Нам солнце с небес улыбалося с лаской,
И жизнь нам казалась волшебною сказкой.
Но красное лето к концу подходило,
И яркое солнце бледнее светило.
Холодные, серые дни уж настали.
Зефиры умчались, и листья опали.
С мольбою в сердцах мы, дрожа, увядали,
Счастливую жизнь навсегда покидали…
По реке, в час ночной, по долине
Мальчик с кладью тяжелою шел.
Уходя с каждым шагом все дальше,
В темный бор наконец он пришел.
И, усевшись под деревом, тихо,
Перед быстрой широкой рекой,
Он сомкнул свои сонные глазки,
Освещенный прекрасной луной.
Он заснул. В это время из речки,
Вереницей, одна за другой,
Выплывали на берег русалки,
Освещенные полной луной.
Собралися они в хороводы
И запели про чудный дворец,
И про синие, быстрые волны.
Про чудесный волшебный ларец.
Мальчик спал и не видел русалок,
Только слышал таинственный хор…
А на небе луна улыбалась,
И шумел, и стонал темный бор.
И кружились и пели русалки,
Звезды сыпали им небеса.
Вдруг заметили мальчика. Злобой
Засверкали их злые глаза.
«Ты проснися, проснися, малютка,
Опустись к нам скорее на дно.
Там ты встретишь приветы и ласки.
Поджидают тебя там давно…»
И проснулся, проснулся, бедняжка,
И, наслушавшись ласковых слов,
Он готов прыгнуть в бурную воду,
Он на дно опуститься готов.
«На земле тебе плохо живется,
Посмотри — набегающий вал
Тебя к счастью умчит»… И малютка,
Опьяненный надеждой, упал.
О печаль! Ты опять навестила меня
И тебя я узнала опять!
Ты от мирного сна пробудила меня
И уселась ко мне на кровать.
Наклонилась ко мне, говоришь и поешь
Все печальные песни одни.
Но зачем же, печаль, ты тревожишь меня
В мои ясные, детские дни?
О, вы, светлые Феи веселья и грёз,
Прогоните отсюда печаль.
И умчите меня вы от горя и слёз
В голубую прекрасную даль.
И умчалась я с Феями весело в даль,
Где играет мерцание дня…
Уж ко мне не приходит Печаль. И Мечта
От нее охраняет меня.
11 декабря 1917. (Вторник. — И.Н.)